В 1925 году Мартин Бубер и Франц Розенцвейг начали новый перевод Библии на немецкий язык. Помимо своего еврейского характера, этот перевод отличался особым вниманием к литературным особенностям библейского текста, которые оставались незамечены как традиционным комментарием, так и особенно господствовавшей в то время исторической библеистикой. В 1936 году, когда нацисты уже были у власти, но издание еврейских книг еще было возможно, в издательстве Шокен вышел в свет сборник статей Бубера и тогда уже покойного Розенцвейга, посвященный вопросам, связанным с этим переводом Библии.
Одной из таких особенностей, обнаруженных Бубером и Розенцвейгом во время перевода еврейской Библии, было то, что Бубер назвал Leitwortstil — «стиль слов-лейтмотивов».
Речь идет о простом наблюдении — в библейском рассказе может многократно повторяться одно и то же слово или корень, «задающее тон» отрывка. Бубер предложил называть его Leitwort, буквально «ведущее слово». Поскольку речь может идти не только о слове, но и о корне, мы будем говорить простоо «лейтмотивах».Приведу примеры. В рассказе об изгнании из рая (Быт 2: 4-3) присутствует корень-лейтмотив «хет – йод – йод» со значением «жить» или «живой». Бог вдохнул в человека «дыхание жизни» (нишмат хаййим), и человек стал «живым существом» (нефеш хаййа). В райском саду росло «дерево жизни» (эц hа-хаййим). Став живым существом, человек дал имена, в числе прочих,«зверям полевым» (хаййат hа-саде). Эти самые звери упоминаются далее в связи со змеем — он одновременно «хитер» (арум) и «проклят» (арур) более всех зверей полевых. В конце рассказа жена получает имя Хавва (согласно рассказу, от того же корня), и про нее говорится, что она была «матерью всего живого» (эм коль хай). Наконец, Бог высказывает опасение, что человек будет жить вечно (хай ле-олам) и преграждает дорогу к дереву жизни (дерехэц hа-хаййим).
Безусловно, многочисленные повторы корня «хет – йод – йод» в рассказе об изгнании из рая нельзя считать случайностью. Одна из центральных тем рассказа — тема жизни (хаййим) и смерти, а также противопоставление человека и животного (хаййа) — не найдя себе партнера среди животных, человек сознает свою отдельность, а после грехопадения обретает одежду, то есть окончательно приобщается к культуре, представляющей собой специфически человеческую сферу действительности.
Рассмотрим другой корень из того же рассказа — «алеф-каф-ламед» ’klсо значением «есть, кушать». Употребления этого корня в рассказе настолько многочисленны, что мы приведем их не все. Деревья, которые Господь выращивает в райском саду, «хороши для еды» (тов ле‑маахаль), и их плоды разрешается есть (ахоль тохаль); существует только одно дерево, плоды которого есть нельзя (ло тохаль мимменну), потому что, когда их поешь (бе-йом ахальха мимменну), произойдет нечто плохое. Далее мы узнаем, что плод запретного дерева так же «хорош для еды» (тов ле‑маахаль), как плоды других деревьев. Змей пользуется тем же выражением, что Бог (бе-йом ахальха мимменну), только предсказывает другие последствия от поедания плода: «откроются ваши глаза, и станете, как боги, что знают добро и зло». Центральный момент всего рассказа и центр его симметричной композиции — момент грехопадения (точнее, как называл его Пауль Тиллих, «падения вверх») — связан с употреблением того же «ключевого» глагола: ва-тохаль «и поела», ва-йохаль «и поел». Дальше тот же глагол четыре раза употребляется в сцене «разбирательства»: ле-вильти ахаль «(я) не (велел тебе) есть», ахалта «ты поел», ва-охель «и я поел», ва-охель «и я поела».
Но самое интересное происходит в конце рассказа. Тот же корень «алеф – каф – ламед» используется для обозначения не только «преступления», но и «наказания»: змей приговаривается к «поеданию праха» (афар тохаль), а человек к поеданию «травы полевой» (ве-ахалта эт эсев hа-саде), причем говорится, что человек будет есть свой хлеб в поте лица (бе-зеат апеха тохаль лехем), и вообще «в муках будет есть от (земли)» (бе-иццавон тохаленна). Таким образом, наш корень-лейтмотив обеспечивает внутреннюю связность текста, перекидывая мост между «грехом» и «воздаянием», между которыми, на первый взгляд, мало общего.
Какие еще функции осуществляет «лейтмотивный стиль»? По замечанию Бубера, с помощью лейтмотивов текст передает смыслы, которые не сформулированы там в открытую. Одновременно таким способом выделяются центральные темы и категории рассказа. Но особое предназначение лейтмотивов, как мне кажется, состоит в том, что рассказ с их помощью приобретает своего рода музыкальное звучание — темы и мотивы рассказа повторяются, варьируются и переплетаются, доставляя истинное наслаждение внимательному читателю еврейской Библии.